я даю тебе смысл, и это твоё оружие
Одиссей снимает с плеча вещмешок, кладёт на порог патронташ.
Повторяет, едва шевеля губами, как «Отче наш»,
То, что помнил - один, в обжигающей синей пустыне,
как перст, как крест:
«Homo homini lupus est».
Одиссей опускается на траву у стены дворца.
Пенелопа спит; от него здесь - ни имени, ни лица;
Над Итакой белеет заря, пастух гонит стада к водопою,
туман космат.
Одиссей вспоминает, что «...друг, товарищ и брат».
Мир бесстрастен и чист на заре, каким был до века.
Одиссей созерцает рощу, долину, реку,
Молочную дымку, холодную изморозь и холмы.
Овцы идут под пастуший оклик, в воду бегут с разбегу,
И Одиссей говорит:
«Человек - человеку».
Ибо кто ещё скажет за нас,
как не сами мы.
Повторяет, едва шевеля губами, как «Отче наш»,
То, что помнил - один, в обжигающей синей пустыне,
как перст, как крест:
«Homo homini lupus est».
Одиссей опускается на траву у стены дворца.
Пенелопа спит; от него здесь - ни имени, ни лица;
Над Итакой белеет заря, пастух гонит стада к водопою,
туман космат.
Одиссей вспоминает, что «...друг, товарищ и брат».
Мир бесстрастен и чист на заре, каким был до века.
Одиссей созерцает рощу, долину, реку,
Молочную дымку, холодную изморозь и холмы.
Овцы идут под пастуший оклик, в воду бегут с разбегу,
И Одиссей говорит:
«Человек - человеку».
Ибо кто ещё скажет за нас,
как не сами мы.
Спасибо)
Спасибо)
Но я обожаю, когда темой в современной поэзии становится античность, когда вообще взгляд поэта обращен в прошлое. Такое бывает редко, в основном все пишут про кофе, виски, мальчика в разорванных джинсах, рак у мамы и т.д., больше о насущном зле и нервах, чем о вечном.
Еееееее, это да, историзм - наше всё